Сказка учит жить. А иначе зачем бы наши предки тратили драгоценное время на них? Зачем бы посвящали вечерние часы сказкам да отнимали детское внимание? И разве только дети были слушателями бабушки-сказительницы в семье? С неменьшим удовольствием и волнением погружались в мир волшебства и чудес взрослые члены семьи! Да и где еще можно почувствовать себя вдали от житейской суеты и трудностей, как не в хорошей сказке? Теперь мы подробно разбираем все свойства сказки, ее педагогические, психологические и медитативные возможности. Но суть всех этих рассуждений одна: без сказки нет у ребенка ни мечты, ни волшебной страны, где сбываются все желания. Видеоиграми сыт не будешь, особенно если созданы они в чужой стране, где люди живут иными проблемами.

Митька, как себя помнил, в деревне жил вдвоем со старой бабушкой. Мать-то его в город за счастьем подалась, там семья у нее образовалась. Митька по мамке не скучал. А чего скучать, ежели он и лица-то ее не помнил? Давненько она в деревне не была.

А жили Митька с бабушкой бедно. Откуда богатство-то взять? Хлеб да картошка — вот и вся еда. Да вот еще по осени грибов натаскают. Правда, была у бабушки надежа: накопить деньжат да купить козу. Однажды летом договорилась бабушка с соседкою: как осенью картошку продаст — купит у нее козу. Только велики ли деньги от картошки-то? Правда, в этом году хороший урожай собрали, продали заезжим купцам...

Жили в одной деревне муж да жена. И было у них двое деток: девочка Настенка восьми лет да мальчишечка Лешенька трех лет. Хорошая семья была, дружная. Все деревенские на них любовались: и работа у них ладилась, и домашние дела не стояли — все в доме было.

Вот однажды, в ноябре это случилось, погода была холодная, рано снег выпал, и мело на дворе сильно. Мамушка в избе прибрала, скотину на дворе накормила. Вот и просит ее Лешенька: «Пойдем с горки на салазках кататься!» А какое катание, когда снегу-то и воробью по колено не будет! Да вот донял мамушку. Взяла она салазки, из ивовых прутьев сплетенные, посадила в них Лешеньку да и потащила по мерзлой земле. Настенка-то рядом бежит да приговаривает:

Приглядываюсь я: живут сейчас люди как-то рывками, с натугою. Проснулись утречком — порадоваться надо бы, сейчас радость от жизни почувствовать. А народ вперед бежит, как на горушку в один дых взбирается. Забежал наверх, а это и не горушка, а так — малый пригорочек. И опять воздуху набрал и вперед — на следующую горушку, так всю жизнь и не живет, а дыхом замирает. Ему бы осмотреться вокруг себя, а он только пыль да камни под ногами и видит. Раньше-то жизнь спокойнее текла, надежнее как-то. Оттого и народ был рассудительнее да желаннее. Хотя и в старые времена такие суетливые тоже были. Вот я тебе историю расскажу про Висляткин ключ.

Жили-поживали муж с женою. Жили меж собою ладно, да все как-то нескладно. Работали, не ленились, с утра до ночи трудились, зато у них и денежки водились. Да все не могли они решить, что им с этими деньгами делать. Муж все мельницу хотел купить, а хозяйка-то во сне новый дом видела. Бывало вечерком-то сядут вдвоем возле стола, свечку зажгут и все спорят, спорят.

Все Генкины неприятности начались в общем-то из-за ерунды. Венька, друг, еще в школе предупредил, чтобы вечером Генка на него не рассчитывал. Отец заставил вечером перекладывать поленницу дров, развороченную накануне во время очередной возни. Генка и Венька тогда здорово ее разворотили, причем абсолютно нечаянно. Просто Генка толкнул друга слишком сильно, и тот, естественно, завалился. Падать на землю было еще холодно, оттого, наверно, Венька и рухнул на дрова.

После школы Генка сразу решил испытать новый плотик, правда, еще не совсем доведенный до ума, но уже довольно прилично державшийся на воде. Надев для такого дела старые отцовские сапоги и видавшую виды телогрейку, Генка по дороге к заветному месту подыскал приличную палку. Она и стала шестом: Поскольку вода еще не спала после весеннего разлива, Генке не пришлось беспокоиться насчет плота. Он был привязан именно там, где его и оставили, в кустиках. Генка, не раздумывая, вспрыгнул на это хлипкое сооружение и оттолкнулся от берега. Все шло хорошо до той поры, пока плотик скользил вдоль берега, не отдаляясь от затопленных водой кустов. И дернуло Генку, обойдя кусты, выплыть за поворот. Плотик слегка качнуло и подхватило течением. Шест, опущенный в воду, не достал дна. А дальше все было, как в страшном сне. Генка засуетился, начал грести к берегу руками, намочив рукава телогрейки, но повернуть плотик к берегу было уже сверх его сил. Совсем скоро течение вынесло хлипкое сооружение из старых досок на середину реки и понесло...

До своих восьми лет Ванятка не знал, какой он счастливый, только понял он это поздновато. Раньше-то он один в семье маленький был. Мать его, Елена, все «милушкой» да «лапушкой» называла. Баба Лиза в нем души не чаяла. А отец, Борис, только и кликал его «сын» да «мужик». Уж очень отец его уважал, даже, можно сказать, взрослым считал. И тут — эта беда! Конечно, ежели не лукавить, беда эта была не такой уж нежданной. Да и бедой-то она стала только для самого Ванятки. А остальные в семье просто счастливы были.

Родилась у матери девчоночка маленькая, Ванюшкина, значит, сестренка, тут все в доме как с ума сдвинулись. Мать с бабушкой от колыбельки девчонкиной не отходят, все приговаривают: «Тамарочка, красавица...» А какая она красавица? Ванятка в колыбель-то заглядывал: никакая она не красавица, носик пуговкой, личико сморщенное, как у старушонки, а бровей и вовсе не видно, так, кукла голая... И чего это родные так радовались? Не поймешь этих взрослых...

Анютка была самой меньшой в семье, но и ей в этом году исполнилось шесть годков. Катюшка да Дашутка были старше, а потому работы по дому имели немало. Анютке же чаще приходилось одной играть со своей куколкой. Бывало, что и Бориска с Глебушкой пускали ее в свои игры, только редко такое случалось. Да оно и понятно: у мальцов свои игры, свои забавы. Анютка-то им тоже не с руки. На рыбалку не возьмешь, досочки строгать да молотком орудовать тоже с девчонкой неспособно. Потому, когда Глебушка позвал Анютку с собою в лес за земляникой, та обрадовалась несказанно. Нечасто вот так-то приходилось целый день в лесу провести. Глебушка выбрал для себя туесок, а Анютке предложил взять с собой кружечку. Прихватил старший братец и поесть кое-что в сумочку холщовую. Та у него на поясе привязана была, рукам-то и не мешала.

В самом лесу земляника еще не созрела, зеленая висела, а вот по опушечкам да бугорочкам — крупная да спелая. А дух какой над лесом стоял! Век бы дышал. Пособирали всю ягоду на знакомых бугорках, а земляники все же немного оказалось. Вот и предложил Глебушка в дальний лес пойти. Там, как раз возле дороги на Дубки, славная полянка была. Анютка возвращаться домой с ягодами на донышке совестилась, хотя и не больно-то хотелось в такую даль топать.

Часто что-то стали мы слышать да и сами повторять слова: «Все познается в сравнении». А ведь верно: если человек лучшей-то жизни не знал, ему и сравнивать не с чем. Оттого и не понимает он, радоваться или печалиться ему сегодняшней-то жизнью. А ежели есть, с чем сравнивать, то и понимание приходит. Или, к примеру, окружают человека люди — люди, как люди, не хуже и не лучше других, то и кажется ему, что живет он верно. Ну не без грехов-ошибок, но как все. Вот он уж и доволен собой. А появляется рядом светлая душа — вот за себя стыдно и становится: как же сам-то своей черноты не видал?.. Чем гордился-то?

Матвейка вот так и жил: как все. Ну бывало, конечно, что и родителей не всегда слушался, работать порой ленился или случалось слабого обижал. Так все так-то! Не один он такой. Только и для Матвейки наступил денек, когда внутри у него словно перевернулось что... И день-то начался обычно, как всегда то есть. Лето на дворе, погожие деньки. С утра Матвейка с приятелями на рыбалке время коротал, потом матери в огороде помогал. Без особой охоты вроде ну сделал, что велела — и опять гулять! А что? Поработал, вот и отдых заслужил. После обеда с Васильком Хромовым в лес сгоняли, целую корзину подберезовиков домой приволокли. А это — уже дело! Не зря, значит, день прожил. Завтра с грибами этими мать картошки нажарит.

Стоял посреди богатой деревни дом — справный, большой. Еще дед нынешнего хозяина деревья для его постройки готовил. Говорят, непростые те деревья были. Небольшие да древние — такие-то старики запрещали рубить. Считалось, что деревья-долгожители на себя души умерших предков принимают.

Да только большой этот дом мал стал, когда сыновья-то хозяйские в пору вошли. Старший сын с родителями проживать собирался, а младшему, Онуфрию, все свой новенький дом во сне снился. Полюбилась Онуфрию девка одна деревенская, Василисою звали. Хороша была — красавица черноглазая, веселая да рукодельная. Вот и решил Онуфрий жениться. А куда жену-то привести? И надумал парень новый дом себе смастерить. Да чтоб не на берегу реки, как вся-то деревня стояла, а на пригорке, чуть поодаль. Пригорок этот издалека видать было, да и луга вокруг, сколь глаз видит, зеленые, цветистые — ну, как на картине. Красота!

Анютка свадьбы Борискиной все никак дождаться не могла. А как отшумела свадьба, так пришлось девчонке уж и привычки свои менять, и к новому человеку в семье прилаживаться. Хорошо еще, что Елена, сноха, оказалась чистюлей да большой серьезницей. Анютка раньше даже и подумать не могла, как тяжело невестка с матерью да с отцом уживаться станет. А к новой семье привыкать — надо и себя обломать. Видать, нелегко Елене удавалось. Хотелось девке и в новом своем доме прежние порядки установить, какие в ее-то родном доме были. Только хотеть — хотела, да не больно-то сумела. Свекор, Анюткин-то отец, хоть был и терпелив и частенько молчалив, но дело свое туго знал, дом да хозяйство содержал. Да и свекровушка, хоть и незлопамятна была, но порядок давнишний строго блюла. У таких не забалуешь, не посвоеволишь.

Бывало, что и находила «коса на камень». Тут уж Бориске тяжелее всех приходилось: ему и родителей жалко и жену любит до беспамятства. Вот и маялся. Саму Анютку зло брало, что в ее родном доме раньше совсем чужая девка, Елена-то, командовать берется. Первые полгода что-то не больно-то покойно в семье было. Может, так бы и мыкались, кабы не случай один... Случай этот, вроде, их семьи совсем некасаемый...

Ты, милок, глянь-ка на себя в зеркало... Видишь, уголки рта книзу опустились и на лбу морщинки. Не по годам это. И глаза вон припухли. Зачем вчера скандалила-то? Матери сердце рвала? На все, что у подружек есть, никаких денег не хватит... А ты не завидуй! Зависть, ведь она душу ест, как ржа железо. Не успеешь оглянуться, как станет жизнь сплошной погоней за добычею. А добыча, милок, она ведь тоже разною бывает. Иной за знаниями да счастьем тянется, а иной за тряпки жилы рвет.

Ты присядь-ка. Поведаю я тебе одну быль, а ежели покажется она тебе сказкой — что ж, может, и так...

Жили в одной деревне два брата, погодками были. Захар только на годочек старше Маркуши. Выросли в одном доме, ладно да дружно меж собою жили. А как подросли — женились, своими домами обзавелись, вот соседями и оказались. Маркуша нашел себе невесту в родной деревне. Маша в большой семье выросла, все умела по хозяйству и характером оказалась мягка да уступчива. Да и сам Маркуша небольно востер, спокойный да услужливый. Детки у них, конечно, — семья. Мария за мужем как за каменной стеной: и от непогоды, и от невзгоды есть где укрыться.

Первые восемь лет жизни Ульянка счастливицей была, только жаль, никто ей про это тогда не сказывал. Вот и не знала, что такое счастье, не ведала. А как померла мать, осталась девчонка вдвоем с отцом, тут и проведала, что значит — несчастье. Девчонка мала, чтобы с домашней работой управляться. Полы еще помоет, печку растопит да сготовит, что попроще. А уж до остального — ни сил, ни сноровки. Да и что с такой малой хозяйки взыщешь? Отец у нее был строгий, молчаливый. При живой-то мамке Ульянка того и не примечала: мать веселья добавляла, скучать-тосковать мужу да дочке не позволяла. А без хозяйки и хозяин завял, небольно-то с дочкой и разговаривал. Бабушка отца все жениться уговаривала, да только кто за такого хмурого молчуна замуж пойдет? Кто в дом мачехой для Ульянки войдет? Уж года два вдвоем проживали, ни радости, ни счастья не видали.

Особенно тоскливо вечера проходили. Ульянка уж и одежду всю перештопала, как умела, и в окно все глаза проглядела. Нет отца, то ли у него дела какие важные, то ли в опустевший дом не торопится? А Ульянке каково?.. Пришел отец домой, когда уж Ульянка все глазоньки выплакала. Поужинал отец молча и спать лег. Ульянка долго в постели лежала, глаз не смыкала. Какой тут сон, коли в доме одиночество? А как сном забылась, так и подивилась...

В лесу было солнечно и по-летнему тепло. Сережка радовался, что удалось пойти в лес одному. Хотя Кузька и бегал вокруг кустов, как с цепи сорвался, но не мешал. Потому Сережке и было покойно и светло на душе. Грибов в лесу пока не встречалось, но и без них настроение было прекрасное. Оттого, когда впереди показался какой-то серебристый туман, у Сережки даже не возникло никаких опасений. Может, озерцо или болотце так парили? Только откуда тут озерцу-то взяться? Лес был давно знаком и исхожен мальчонкой вдоль и поперек. Но туман был. Сережка свистнул Кузьку, чтобы далеко не отбегал, и направился прямо к этому серебристому туману.

Войти в этот туман оказалось пустяковым делом. Но чем дальше Сережка в него углублялся, тем более густым он становился. Скоро стало и вовсе слабо видать, и Сережка остановился. Он протянул руку вперед и не увидал своих растопыренных пальцев. Кузька тоже почему-то жался к самым Сережкиным ногам и уже больше никуда не отбегал, только легонько подскуливал.

Катюшкина семья переполошилась только тогда, когда посреди белого дня сорвалась с петель дверь избяная и рухнула в сенях с превеликим грохотом. Все тотчас выскочили на крыльцо, но оказалось, что к двери той никто не прикасался. Сама рухнула. Уж что-что, а про такую злую примету даже малые дети были наслышаны. Дурная была примета. Отец принялся сразу навешивать дверь, а ребятишки до самого вечера все никак не могли успокоиться. А тревожиться было о чем. Уже две недели лежала мать в постели и не могла не только что встать, но и головы от подушки оторвать. Не помогали ни отвары, ни парная баня. Вот тогда-то ребятишки и сговорились: отцу ничего не сказывать, а Катюшку к бабушке послать. Все доподлинно обсказать. На кого ж им еще надеяться?